Обещание
Фантастический памфлет
Президент окинул взглядом толпу, собравшуюся у подножия трибуны. Присутствующие стояли, не сводя с него зачарованных глаз. Подавляющее большинство составляли женщины. Разных возрастов, разных мастей, разных размеров. Вся огромная площадь столицы была запружена женскими телами. С разных концов в президента впёрлись горящие женские глаза. Где-то на окраине, вдалеке, уныло стояла небольшая кучка жмущихся друг к другу мужчин, но не они сегодня были аудиторией президента. Как, впрочем, и всегда. Поэтому он даже мимолетным взглядом не удостоил этот мужской островок в бескрайнем женском море. Не стоят они того, не они тут главные, и вообще, кто их сюда пустил, почему не на работе? Ладно, сделаем вид, что не заметили, демократия все же…
«Боже, какие коровы! – ужаснулся президент, переводя взгляд с одного женского лица на другой. – Жопы скоро штаны порвут, сиськи едва ли по не земле волочатся, патлы, похоже, последний раз мать в детстве мыла, а рожи… самый жуткий крокодил из моего зоопарка по сравнению с ними – образец красоты. Похоже, те, с кем мы вчера в сауне развлекались, стали исчезающим видом».
Но разумеется, вслух всего этого президент не сказал. Он всего лишь откашлялся, отхлебнул из графина воды (давала себя знать предыдущая весёлая ночка) и начал заготовленную речь. Ее текст был написан на бумажке, заранее подсунутой услужливым референтом.
- Дорогие, милые дамы! – громко проговорил президент, - Я как мужчина рад видеть здесь, перед моим взором, столько очаровательных женских лиц! Мой взор ласкают ваши стройные фигуры, ваши прекрасные формы! Ради вас, красавицы мои, я ночами не сплю, раздумывая, как сделать вашу жизнь еще лучше!
Президент вовремя остановился. Его с похмелья потянуло на восточные цветистости, а много рассусоливать ему не хотелось. Болела голова и он бы сейчас полжизни отдал за кружечку ледяного светлого пива, но приходится разглагольствовать тут, перед этими… ничего не попишешь.
- Милые мои, хорошие мои! – над площадью, усиленный динамиками, снова раздался голос президента. – В настоящее время действует множество законов, которые обеспечивают защиту ваших прелестных тел от посягательств грубых мужланов. Но я получаю множество жалоб со всех концов нашей страны и понимаю, что существующих законов недостаточно. Эти волосатые гориллы, по недоразумению называемые мужчинами, придумывают всё новые и новые методы домашнего, и не только домашнего, насилия. Так, например, из города N поступила жалоба, что муж одной женщины, увидев ее с африканцем, выходящими из гостиницы, отказался с ней жить! Ему, изволите ли знать, показалось, будто это вовсе не свидание с другом детства, а супружеская измена! Представляете! Мало того, он отказался ее содержать! Он не подумал, что будет с бедной женщиной, что она будет есть и во что одеваться! Ведь она не работает, как то и пристало настоящей женщине. Неужели ей придется идти на работу, в душный офис, вставать в восемь утра и целый день просиживать за компьютером? Он-то на своем химзаводе не пропадет, уж во всяком случае миску комбикорма получит, а она что будет есть?
Вопрос президента потонул в возмущённом реве сотен женских глоток: «Подлец!», «Насильник!», «Козёл!», «Как земля таких носит?»
- А в поселке R один гад обнаглел настолько, что без спросу взял из семейных сбережений денег, чтобы купить себе резиновые сапоги, мол, ему на работу ходить не в чем. И это в тот момент, когда его жене срочно нужны новые туфли из крокодиловой кожи! Не может же она ходить в старых туфлях из кожи гигантской сколопендры уже вторую неделю! Подумать только, лето на дворе, на работу можно и босиком ходить, а он, изволите видеть, резиновые сапоги себе захотел!
Площадь снова заревела, застонала, завизжала. Президент краем глаза увидел, как кучка мужчин, замеченная им ранее, спешно покидает площадь, так как ближайшие к ним женщины стали все чаще и чаще кидать на них недружелюбные взгляды и дело могло закончиться скверно.
- Поэтому я решил, - дождавшись, пока шум утихнет, продолжал президент, – что необходим закон, по которому любой бабуин, на которого пожаловалась женщина, должен быть принудительно оскоплён! Мы знаем, что женщины врать не могут, поэтому жалобы не будут рассматриваться, а решение об оскоплении будет приниматься в двадцать четыре часа! Пусть знают, как тяжело живется без половых органов, как вам!
Президент, конечно, не ожидал оваций, но все же его смутила растерянная тишина, последовавшая следом за его словами. Право, реакция должна была быть другой…
«Похоже, я перегнул палку! – досадливо подумал президент. – Эк я ляпнул, не подумав! Надо было аккуратно, постепенно навести их самих на мысль о необходимости такого шага, а я как паровоз с обрыва. Чёртово похмелье!»
Он уже хотел было сдать назад и предложить менее радикальный метод, но его опередили.
- Да! – то ли каркнул, то ли рявкнул чей-то голос возле самой трибуны.
Президенту показалось, что это какой-то мужчина ухитрился пробраться в святое святых к подножию пьедестала трибуны, и хотел уже было позже вызвать к себе начальника охраны и вставить ему хороших фитилей во все места. Но, приглядевшись, понял, что ошибся. Это ревело какое-то страшилище, имеющее с женщиной лишь отдаленное сходство. Редкие грязные седые волосы паклей свисали с зияющего проплешинами черепа, рожа чем-то напоминала лицо прокаженного в запущенной стадии болезни. Под низким обезьяньим лбом безумным огоньком светились ненормально вытаращенные глаза. Существо это было закутано в какие-то тряпки, отдаленно напоминающие платье и воняло от него как от сотни дохлых кошек. В одной руке оно держало суковатую кривую палку. Словом, это было чудовище, по сравнению с которым самая безобразная обезьяна показалась бы ангелом.
- Да! – снова проревела образина, махнув своей палкой и случайно огрев ею по башке вертевшуюся рядом немытую девчонку, – Правильно! Резать им яйца, скотам!
- Да! – раздалось с одного конца площади.
- Да! – раздалось с другого.
- Да! Оскоплять! Резать! Да! Да! Да! – понеслись звуковые волны откуда только возможно. Не прошло и минуты, как толпа была охвачена восторгом. Откуда-то появились плакаты с изображением президента (правда, тот едва узнал себя в этой мазне). Кто-то уже начал скандировать: «ПРЕ-ЗИ-ДЕНТ! ПРЕ-ЗИ-ДЕНТ!»
Он поднял руку, требуя тишины и долго ждал, пока беснующаяся толпа хоть немного успокоится.
- Еще попрошу у вас чуточку внимания! – президенту пришлось повысить голос, - Завтра же я внесу этот законопроект на обсуждение парламента и обязательно добьюсь, чтобы он был принят с первом же чтении. И вы, дорогие женщины, получите еще одно оружие в нелегкой борьбе против мужчин!
Он выдохнул и, довольный собой, сошел с трибуны, сопровождаемый свитой. Он не без основания считал себя мастером ораторского искусства, но сейчас даже у него пересохло в горле. Хотя это, может быть, вчерашнее…
Не успел он дойти до президентского кортежа, как к нему подскочил перепуганный премьер-министр и схватил за рукав.
- Ты что, совсем охренел? – затараторил тот, - Я, конечно все понимаю. Штрафовать мужиков, которые бабам не уступают места в автобусах – хорошо, прокатило. Отправлять на каторгу тех, кто производит ДНК-тест – куда ни шло. Но это… совсем ни в какие ворота… А если и мы…
- Что «если мы?» - спокойно спросил президент своего вечного визави – Без яиц останемся?
- Ну да. И не только мы, наши родственники, сыновья, друзья. Всяко же бывает – вдруг завтра нас свергнут? И по закону – чик!
- Тихо, тихо, ты чего раскипятился, как кастрюля? – президент покровительственно похлопал его по плечу. – Успокойся! Не бойся, все у всех останется на месте, там, где и положено – в штанах. И у тебя, и у меня и даже у последнего бомжа.
- Но как же! Ты же сам сказал…
- Слушай, ты, похоже, после вчерашнего тормозить начал! Мало ли я что сказал! Я что, всегда выполняю все, что сказал? Я вот им десятый или одиннадцатый, не помню точно, раз обещаю зарплаты поднять. Ни разу не поднял, и всё равно верят. Раз за разом.
- Это да, - премьер немного успокоился. – Тогда объясни.
- Сейчас объясню, - проговорил президент, забираясь в машину, - Садись.
Кортеж двинулся по главной улице столицы. На них развевались транспаранты с коряво и кое-где неграмотно написанными буквами «СЛАВА ПРЕЗИДЕНТУ!» и «ДА ЗДРАВСТВУЕТ НОВЫЙ ЗАКОН!» Улицы были наполнены женщинами, стаканами пившими возле открывшихся временных ларьков коньяк «ЛУЧШИЙ» (на самом деле конфискованную из подпольных цехов палёную сивуху – министр внутренних дел постарался). Их установили по приказу градоначальника после звонка из президентской резиденции. Все равно конфискат со дня на день собирались вылить, да всё руки не доходили, и вот нашлась какая-то светлая голова, придумавшая как убить двух зайцев сразу.
Президент, проезжая мимо, брезгливо смотрел на устилавшие мостовую пьяные женские тела, к которым поминутно то там, то здесь, добавлялось еще одно. Ни одного мужчины и близко заметно не было.
- Я вот что тебе скажу, дорогой! – начал президент, - Ты не хуже меня знаешь, что власть наша с тобой, если честно, держится на соплях. Мужчины всё больше и больше отказываются работать в шахтах, лесоповалах, химзаводах и АЭС, пока бабьё просиживает жопы в кабинетах. Еще немного – и за оружие возьмутся. С этим бы мы справились, да вот загвоздка – бабы возмущаться начали, мол, что за мужики, которые никак не могут купить им культурный тур на все лето к Средиземноморью? Они ведь хоть и дуры, а начинают понимать, что это не они мало работают, это мы плохо платим. Недовольны и те, и те. Мужчин успокоить сложно, им одних обещаний мало, им надо не просто обещать, а еще и выполнить. Не выполнил – объясни почему.
Другое дело бабы. Ты заметил, что когда я им говорил «милые, хорошие», то еле сдерживал рвотный рефлекс? Это ведь не из-за вчерашнего. Меня действительно тошнит от одного вида отупевших бабских харь, а от того, что их еще красавицами приходится называть, прямо блевать тянет. Но бабы этого не заметили. Им ведь как – скажешь что-нибудь ласковое и они твои – бери их и хоть при всём честном народа в жопу дери в три смычка. Ведь издавна известно, что женщины любят не спинным мозгом (о головном я уже не говорю) и даже не тем местом, которое у них промеж ног. Они любят ушами. Они у них словно нарочно устроены для развешивания на них лапши.
- Так я не понял… - сказал было премьер, но президент прервал его:
- Не спеши, сейчас поймешь. Это была присказка, а сказка, как ей водится, впереди. Чтобы снизить накал недовольства, их нужно чем-то отвлечь. Чего-то пообещать. Что я и сделал. В нашей ситуации для нас скорее опасно обнаглевшее от безнаказанности бабьё, мало того, что охреневшее от свободы, так еще и безбашенное от природы. Мужчины для нас страшны не так – их самих по себе мало осталось, так еще и с работы не вылезают – аппетиты баб растут как на дрожжах, а с кого требовать? Понятно, с мужчин. Так что мужикам не до мыслей о революции – им семью кор… тьфу ты, чёрт… баб содержать надо.
Президент сделал паузу.
- И вот я пообещал им то, от чего они чуть ли не в оргазме по земле катаются. Ты представь – если раньше мужчин они могли уродовать с риском оказаться в тюрьме (риск, правда, призрачный, но все же), то теперь они это могут делать законно! Причём не пошевелив даже пальцем, а только написав донос. Даже не утруждая себя предъявлениями доказательств. Не купил ей муж машину – накатал телегу по поводу «экономического насилия» и муженька повезли на операцию. Правда, машина потом все равно не появится, но разве бабы об этом думают? Им подавай здесь и сейчас. И винить будет некого - сами виноваты, никто их, цинично выражаясь, не заставлял бумагу пачкать.
Ведь обещать – не значит жениться. Разумеется, никакого такого закона и близко не будет. Я ж не идиот. Это не нужно прежде всего нам с тобой – ну кастрируют всех мужиков, а рожать от кого эти стервы будут? Женихов из тёплых стран на всех не хватит. И кто тогда, в будущем, работать будет? Мы с тобой? Или наши дети? Не-е-ет, ты как хочешь, а мои в Англии учатся не за тем, чтобы сюда возвращаться.
Зато смотри – вон они как нас возлюбили! – президент показал в окно. – Завтра если половина баб с похмелюги припомнит, что я сегодня говорил, то уже хорошо. Да ведь и припомнят-то как: каждая по-своему, да еще и переврут тридцать раз. А через неделю и вовсе забудут, но в памяти так или иначе отложится, что я хороший, а почему – бог весть, но хороший, ведь так все говорят! Не забывай, скоро выборы. За кого они с таким настроением пойдут голосовать?
- А мужчины? – спросил премьер, слушавший патрона с открытым ртом, - Эти-то поймут, что у нас на уме… наверное.
- Да и пусть поймут, что с того-то? – беззаботно присвистнул президент, - Кто их особо слушает? Кому они что внушить сумеют? Этим дурёхам? Да им же три часа надо объяснять, что дважды два – четыре. И то не все поймут, а если и поймут, то обязательно не так.
Мужчины рано или поздно смекнут, что ничего страшного с их яйцами не случится, что это мой очередной треп. И успокоятся. И проголосуют за кого, как ты думаешь? Нет, не угадал – за меня. Почему? Да потому что этот хоть и трепач, но все же не законченный дурак, а кто его знает, какой будет следующий, если этого не переизберем? Вдруг окончательный идиот, так, что не то, что яйца – головы резать начнёт. Нет уж, пусть лучше этот, его мы хоть знаем. Они ведь осознают, какой в нашем дворце паноптикум – сумасшедший дом отдыхает. И все на мое место метят. Для этого ведь я их и держу. Так-то они даже сортиры чистить не годятся – обязательно все изгадят из сего простого процесса устроят такое шоу уродов, что вовек не разгребем.
- Ну ты и голова! – восхищенно сказал премьер, - Тебе не нашей Бабобляндией - Америкой руководить надо!
- А то! – горделиво сощурился президент.
Кортеж подъехал к резиденции. Президент с премьером вышли из машины и направились к особняку в глубине двора.
- А не страшно тебе было такие вещи говорить? – осторожно спросил премьер, - Кое-у-кого из баб мозги еще не совсем высохли. Вполне могли подумать, что у тебя совсем уже кукушка съехала. Поди просчитай, что они учудят.
- А ты знаешь, ты прав, - задумчиво сказал президент, - Я не ожидал тишины. Я, если честно, едва не обосрался от страха, когда они вдруг замолкли. Но на мое счастье чёрт вынес к трибуне эту старую маразматичную кикимору. Ну ту, которая первая сказала «Да!». И пошла цепная реакция. Бабам ведь надо, чтобы из своих был кто-то первым, но только не та или не эта, а кто-нибудь другой. Хоть где. Хоть кто. А уж они пойдут за ним, как цыгане шумною толпою. Совершенно не думая, за кем, зачем и куда. Если бы эта старуха крикнула вдруг «Бей его!» - то я не ручаюсь за сохранность своей шкуры.
Видимо, бабы уже настолько деградировали, что даже старые, а, следовательно, опытные и знающие жизнь, готовы поддерживать самую бредовую идею вроде моей. Надо будет подумать о создании какой-нибудь конторки под красивым названием и укомплектовать ее вот такими старыми и страшными дурами. И платить им за проведение в жизнь всех моих идей. Хоть введение новых налогов и повышение старых, чем я после выборов, кстати, и займусь. Отсутствие мозгов и присутствие халявного бабла – это те два кита, на которых держится наша власть. И ныне, и присно, и во веки веков!
